Философ - Страница 53

– Ну хорошо. Давайте начнем с начала.

Чувство долга и уважение к власти, которую он представлял, заставляли меня отвечать на его вопросы, и понемногу мой мозг начал обретать нормальную для него скорость работы. В чем ничего хорошего не было. Психологическое потрясение исполняет важную роль, оно ограждает психику от реальности, с которой та не готова сойтись лицом к лицу, – процесс, аналогичный заполнению поврежденного сустава жидкостью. Колено, раздувшееся вдвое против обычной его величины, может выглядеть пугающе, но таким способом организм защищает его от дальнейших повреждений. Примерно то же произошло после смерти Альмы с моим сознанием – и насильственное, хирургическое удаление опухоли, насильственное охлаждение моих эмоций оказалось на редкость болезненным.

– Стало быть, вы присматривали здесь за хозяйством?

– Что-то вроде того.

– А точнее?

Я рассказал ему про объявление.

– Наверное, вы здорово ей помогали, раз она решила поселить вас здесь.

– Мы очень сблизились.

– Что значит «сблизились»?

Я молча смотрел на него.

– Ваши отношения носили сексуальный характер?

– Виноват?

– Вступали вы с мисс Шпильман в…

– Нет-нет. Конечно, нет.

– Хорошо.

– Поверить не могу, что вам вообще пришла в голову такая мысль.

– Это вопрос, – сказал он. – Не более того. Вы на него ответили, тема закрыта.

Пауза.

– Она когда-нибудь заговаривала о самоубийстве? – спросил детектив.

Я покачал головой.

– У нее была депрессия?

– Думаю, да, – наконец сказал я. И, чуть подумав: – Не знаю.

– Но вы ведь сказали, что она болела.

– Альму мучили страшные боли. Поговорите с ее врачом, она расскажет вам больше моего. Полетт Карджилл. На кухне есть ее номер.

Он что-то записал в свою книжечку.

– А теперь расскажите о том, что было после того, как вы появились здесь.

Я рассказал.

– Записку вы читали?

Я кивнул.

Он отлистнул назад несколько страниц записной книжки:

– «То, что я делаю, я делаю по собственной воле. Кому и понять это, как не Вам?»

– Это ссылка на наши разговоры, – объяснил я.

– О самоубийстве?

– О свободе воли.

– Ага, – пробурчал он. И спросил: – Существует ли что-нибудь еще, о чем вы хотите мне рассказать?

– Почему же вы не позвонили в полицию раньше?

– Он сказал, что припишет все мне, назовет это моей идеей.

– А она ваша?

Меня передернуло:

– Нет.

– Хорошо.

– Решительно – нет.

– Спокойнее, спокойнее.

– И если честно, я нахожу оскорбительным…

– Спокойнее.

– Я заботился о ней. Готовил ей еду и часами…

– Это всего лишь вопросы.

– Хорошо, но мне не нравится то, что они подразумевают.

– Они ничего не подразумевают, – сказал он. – Я просто задаю вопросы.

– А я на них отвечаю, ведь так?

– Вот и прекрасно, – сказал он. – Стало быть, мы оба выполняем нашу работу.

Молчание.

– Продолжайте, – сказал он.

Молчание.

– К тому же и Альма не желала, чтобы я что-нибудь говорил.

– Почему?

– Не знаю. Думаю, хотела защитить его.

– От чего?

– По-моему, у него уже были неприятности с полицией.

– Тем больше было причин сообщить нам о том, что он задумал.

– Я ей именно так и сказал.

– Но…

– Но она не принимала его слова всерьез.

– А вы принимали.

Я помолчал.

– Трудно сказать.

Полицейский приподнял брови.

– Если бы вы слышали его, то поняли бы, о чем я.

– Напомните мне, почему вы уезжали из города.

– Ездил домой, на семейное торжество. Я же вам говорил. Можете позвонить кому угодно, там было человек пятьдесят. Позвоните в церковь. Отцу Фреду Хэммонду. Позвоните моим родителям.

– Угу.

– Послушайте, вы должны поговорить с ним. С ним. С Эриком. Не со мной. Если кто-то с ней что-то сделал, отвечает за это он.

– А, так вот что вы думаете? Кто-то с ней что-то сделал?

– Я не знаю. Откуда мне знать? Не знаю. Я сказал «если».

– Ладно, хорошо. Вы не знаете, сделали с ней что-то или нет. Но если сделали, то он, а не вы. Так?

– Так.

– И идея насчет того, что с ней сделать, принадлежала не вам.

– Правильно.

– О’кей. Хорошо, что мы это прояснили. – Зителли потер пальцем нос. – Так, давайте на секунду остановимся, присмотримся к тому, что у нас получается. Значит, в начале нашего разговора вы сказали, что ее мучили боли…

– Да.

– Ее мучают боли, начинается депрессия, она оставляет записку самоубийцы. Хорошо. Но с другой стороны, вы хотите, чтобы я исходил из того, что ее убили, а сделал это он…

– Я не хочу, чтобы вы из чего-то исходили, я…

– Так что же произошло – самоубийство или убийство?

– Не знаю.

– Но ведь какое-то мнение у вас должно быть.

– У меня его нет. Я говорю гипотетически. Я… прошу вас, мне достаточно тяжело и без всего этого.

Он поднял перед собой ладони:

– Я только повторил сказанное вами.

– Ничего такого я не говорил. Я сказал: разберитесь в этом. Послушайте, я просто пытаюсь помочь вам.

– И я это очень ценю, будьте уверены. Ну хорошо, допустим, я с ним поговорю…

– Правда?

– Что?

– Вы собираетесь поговорить с ним?

– Это зависит…

– От чего?

– Много от чего. Но допустим, я с ним поговорю. Что он мне скажет?

Я вздохнул:

– Что все было задумано мной.

– А именно?

– Все, что случилось.

– Однако, что именно случилось, вам не известно.

– Но разве весь смысл расследования не в этом? Не в выяснении того, что на самом деле случилось?