Философ - Страница 59

Я взял мой ключ от моего дома, запер мою парадную дверь и пошел по дорожке моего двора, не понимая, куда несут меня ноги, однако решив дать им волю.

– В самое время пришли, – сказал продавец. – Их только что выставили на продажу.

Я опустился на низкую бархатную скамейку. Он еще раз промерил мои ступни и принес две коробки.

– Классические черные – дело самое верное, – сказал он, – но и эти, цвета бычьей крови, тоже чудо как хороши. Ничего лучшего для повседневной носки не найти. Разумеется, вы вовсе не обязаны брать только одну пару.

Я взглянул на ценник: 390 долларов плюс налог. Цена для обуви непомерная.

Однако она оставила мне указания. А я теперь – миллионер.

– Автограф, пожалуйста… Большое спасибо. – Он протянул мне пакеты. – Отныне вы – человек «Мефисто».

Глава девятнадцатая

Адвоката этого я выбрал потому, что офис его находился в нескольких минутах ходьбы от моего дома. Кроме того, Дэвис Соломон был человеком с двумя именами (или двумя фамилиями, это как взглянуть), а меня такие странности всегда привлекали – так же, как логические парадоксы и оптические иллюзии. За первую консультацию он запросил 425 долларов и в ходе беседы посоветовал мне, без тени иронии, не сорить пока накопленными мной деньгами. Даже при самых лучших обстоятельствах Южный суд по делам о наследстве округа Мидлсекс будет продвигаться черепашьим шагом.

Я спросил, что произойдет, если Эрик опротестует завещание.

– Ему придется доказать, что вы оказывали на мисс Шпильман неподобающее влияние, а именно представить свидетелей, которые покажут, что ею можно было манипулировать и что вы ею действительно манипулировали. Сделать это сложно. В прошлом предпринимались попытки представить само самоубийство как свидетельство того, что покойный или покойная не могли ясно мыслить просто-напросто по определению. Однако в подобных случаях бремя доказательства возлагается на истца. Не забывайте, впрочем, что это не помешает ему портить вам жизнь. Кроме того, наверняка найдутся и другие желающие вытянуть из вас деньги – главным образом, женщины. Я бы сказал так: пока вы не выполните все условия, главное для вас – осторожность.

До этого разговора я надеялся, что все сложится проще: в один прекрасный день Чарльз Палатин позвонит у моей двери и вручит мне чек, наклеенный на картонку размером четыре на четыре фута.

– Мы можем хоть как-то ускорить этот процесс? – спросил я.

Соломон пожал плечами. Плечи у него были огромные, плечи полузащитника, и, когда он пожимал ими, создавалось впечатление, что некая гора трогается с места.

– Ну, если вам необходимо чувство, что вы что-то делаете, попробуйте собрать свидетельства подлинных ваших с ней отношений. Если Эрик обратится в суд, они могут оказаться полезными. Фотографии, на которых вы сняты с ней рядом, письма. Что-нибудь в этом роде. Показывающее, что ваше отношение к ней было искренним, а не корыстным.

Похоже, он полагал, что мы с Альмой вместе ходили в пешие походы.

– Фотографий у меня нет.

– А существует кто-либо, знавший вас обоих и способный засвидетельствовать вашу душевную близость?

Единственным человеком, пришедшим мне в голову, была доктор Карджилл.

– Ну вот и обратитесь к ней. В противном случае мы просто подождем развития событий. Пока же вам, я думаю, стоит заняться вашей статьей.

На следующее утро меня разбудило гудение пылесоса.

– Проклятье, – сказал я, выйдя на лестничную площадку. – Я же говорил, не…

Дакиана уронила пылесос, с визгом залетела в гостевую уборную и заперлась там. Я сообразил, что о моем переезде в хозяйскую спальню ей ничего не известно. Да, но что она вообще здесь делает?

– Откройте! – Я стукнул в дверь уборной. – Дакиана.

Стоны и причитания.

– Откройте.

– Ой нет, ой нет!

Прежде чем мне удалось убедить ее, что я не привидение, прошло добрых десять минут. Когда она наконец вылезла наружу, я сказал:

– Послушайте, вы не можете…

– Ладно, сиир, – согласилась она, метнулась мимо меня и вцепилась в пылесос.

С минуту я наблюдал за ней, потом сдался и спустился вниз.

Я решил просмотреть уже написанное мной для диссертации и постараться сохранить из него как можно больше. Какой смысл начинать с чистого листа, если у меня уже есть большой текст, из которого можно выбрать необходимое? Наполнив желудок чаем, я достал из шкафа все восемьсот страниц рукописи и расположился в библиотеке, где и просидел, читая, весь день (за вычетом часа, на который Дакиана выставила меня оттуда, чтобы «чистить книги»). В рукопись я не заглядывал почти уж год и теперь мог оценить ее с новообретенной объективностью. И то, что я читал, смущало меня. Меня словно забросили в прошлое и заставили встретиться со мной прежним – человеком, чье тщеславие, незрелость и нетерпеливость просто-напросто били в глаза с каждой страницы. Я использовал четыре слова там, где хватило бы одного. Большие куски текста не сцеплялись друг с другом, состояли из косвенных рассуждений, произраставших из косвенностей более высокого уровня… которые сами порождались третьим скоплением косвенностей, – получалось подобие снабженных библиографией «Поминок по Финнегану».

– Кончаю, сиир.

Я поднял пересохшие глаза и увидел, что она стоит в мокрой от пота блузке на пороге библиотеки.

Я отложил рукопись, вытащил из кармана бумажник, отсчитал шестьдесят долларов.

– Это в последний раз, – сказал я. – Понимаете?

– Ладно, сиир. – Она засунула деньги в лифчик, наклонилась, чтобы поднять с пола корзинку с чистящими средствами. – До скорого.