Философ - Страница 77

Бежишь, спотыкаясь, проваливаясь в снег, желая лишь одного – убраться от нее как можно дальше. В носках у тебя лед, руки промерзли до самых подмышек, тебя трясет, но ты все же бежишь, бежишь, взбираешься, цепляясь руками, по откосу, вваливаешься, дрожа от ужаса и холода, в машину, успокойся. Все хорошо. Успокойся. У тебя жар, только и всего. Пальцы, когда ты пытаешься расстегнуть покрывшуюся пятнами – не то от земли, не то от трупа – куртку, не слушаются тебя, и пахнешь ты ее смертью. Она липнет к тебе, куртку придется снять. Сними ее. Сними. Успокойся. Футболка вся мокрая. Ты с трудом различаешь дорогу. Ветровое стекло запотело. Ни черта не видно. Успокойся. Успокойся. Посмотри на часы. Посмотри. Семь утра. А у тебя еще дел по горло. Успокойся же. Успокойся. Успокойся и включи двигатель. Включи. Ну, давай, включай. Сделай это. Вот сейчас и сделай, сию же секунду. Включи двигатель. И вперед. Поезжай. Пошевеливайся.

Пошевеливайся.

* * *

В девяноста милях от канадской границы ты замечаешь у дороги вывеску закусочной. На парковочной площадке теснятся грузовики с прицепами. При том, что выглядеть ты наверняка должен измызганным, тебя, когда ты входишь внутрь, окидывают лишь несколькими отнюдь не пристальными взглядами. Присмотревшись к посетителям, ты понимаешь причину: это либо жители гор, либо дальнобойщики. Женщина, если не считать официанток, тут всего одна – и очень крепкого для ее пола сложения. Ест она за стойкой, в одиночестве, напряженные плечи ее показывают: она сознает, что является предметом вялого любопытства, но и не более того. Ты в этом заведении единственный мужчина без растительности на лице. А кто-нибудь еще из присутствующих одолел полное собрание сочинений Платона? Ты с уверенностью заключаешь, что, кроме тебя, никто здесь похвастаться таким подвигом не может.

Меню отпечатано на двух языках, английском и французском. Ты делаешь заказ, раскрываешь перед собой на столе журнал для рыболовов, читаешь, прихлебывая кофе, статью о «семи секретах успешной ловли лосося». Съедаешь омлет с жареным хлебом и беконом, выпиваешь еще одну чашку кофе, после чего справляешь нужду в грязной, выстуженной уборной. А возвращаясь, извлекаешь из ее сотового сим-карту и роняешь трубку в корзину для мусора.

Плоская равнина, безветренная, лунный такой пейзаж. Солнце низко висит над горизонтом. Разбитая, обледенелая дорога идет с юго-востока на северо-запад, и, насколько ты можешь судить, ее даже на карту наносить не стали. С южной от тебя стороны простирается замерзший луг, за ним видна волнистая линия деревьев.

Снег, покрывавший луг, превратился в лед – это удача, но с некоторыми оговорками. С одной стороны, он хорошо скользит. С другой – ты тоже, ноги у тебя разъезжаются, точно у Чаплина. Бей в лед каблуками. Толку от этих ботинок. Надо было с шипами брать. Не додумался. Ты иди, иди. Тяни его за собой. Фургончик начинает сокращаться в размерах. Далеко ты уже ушел? Не так чтобы очень. Впрочем, самое трудное позади. Все будет хорошо. Должно быть. Продолжай. Пошевеливайся. Трудись. Свиш-свиш, говорят твои штаны, хорошие штаны, полноприводные. Ты работал на железной дороге, целый день, долгий, как жизнь. Вот именно, работал на железной дороге – для препровождения времени. А кто работает на железной дороге, чтобы только время проводить? Это что же – хобби такое? Не вышивание крестиком все-таки и не теннис, за которые ухватываешься от нечего делать. При прокладке первой трансконтинентальной дороги перемерло несчетное число людей, все больше привозных китайских рабочих, они гибли от суровых зим, при случайных взрывах. Тут, знаешь ли, не до смеха. А все эти старинные песенки – чушь. Ну грызет Джимми кукурузу, почему меня это должно волновать? Или еще кого-нибудь? Ты шагай, шагай. Ты, было дело, прослушал курс по народным песням и их связям с подсознательным. Его какой-то умалишенный читал. Лучше бы ты в юристы подался. Смотри-ка, деревья уже близко. Тяни, тяни. Прорези в ленте расползаются, дернешь посильнее – она и порвется. Терпение и труд все перетрут. Чушь какая-то, верно? Или вот еще: мошенник всегда в проигрыше. Если вот этот не в выигрыше, то я уж и не знаю. Ха-ха-ха-ха-ха. Двадцать четыре часа назад он не был таким тяжелым. У тебя уже волдыри на пальцах. И жилы на руках того и гляди лопнут. Никто не смог бы вынести того, что вынес ты. Ты – сверхчеловек. И ты вспоминаешь Ницше, его запрет перекраивать мир по своим меркам. Вспоминаешь его усы. Он бы в той забегаловке точно за своего сошел, ха-ха-ха. Шагай, шагай. Свиш, свиш. Дэвиииии. Дэви Крокетт. Король Дикого фронтира.

Добравшись до деревьев, ты продолжаешь пятиться, пока не меняется освещение, потом оно меняется снова, и ты, глянув вверх, видишь, что вышел на поляну. Верхушки деревьев поднимаются над тобой, точно венец, точно стена колодца. Ты уже видел это место. В снах; написанным красками на кусочке стекла. И вот оно открылось тебе, алетейа. Смотри вокруг и дивись.

А где же олень?

Где охотник?

И который из них – ты?

Ты сожжешь его.

И дым полетит над деревьями.

Миг облегчения. Паломничество завершено, жертва принята небесами, ты можешь раздеться донага и бежать по снегам, распевая гимны.

Впрочем, ничто не дается нам так просто, верно?

Потому как горит он несколько минут, а затем в единый миг гаснет.

Аромат пережаренной свинины, ты, стараясь не дышать, вновь орошаешь его бензином для зажигалки. И добавляешь к бензину, чтобы ускорить дело, сухие ветки и листья. А потом бросаешь на него горящую спичку и он вспыхивает.